Колокол памяти

Фото здесь

Колокол памяти

Запомню имя лиха.
Огонь сжимает в круг.
Зашедшихся от крика.
Напуганных старух

И вопли, не стихая,
И детский плач и гам.
Вонзаются штыками
Под сердце старикам.

И вдруг под лай собачий
И блеянье овец
Сердце прошил горячий
И гибельный свинец
Сгорели ярче воска
В сарае стар и млад.
Над пепелищем вёски
Так долго тлел закат.

Теперь вокруг Шаулич
Крапива и бурьян.
Трава сквозь камни улиц-
Как память старых ран.

Да с верой и любовью
Фундаменты с плеча
Кропит нетленной кровью
Бездомной молочай.

     «Шауличи»– один из крупнейших памятников Беларуси, напоминающий о горькой судьбе «огненных деревень». Во время карательной операции 7 июля 1943 года немцы расстреляли здесь 366 человек, в том числе 120 детей. До войны Шауличи входили в состав Польши и были зажиточной, красивой и чистой деревней, состоявшей из 77 дворов, где жили 94 семьи. За порядком здесь строго следили, а по обе стороны мощеной булыжником деревенской улицы росли вишни и сливы. Весной, когда зацветали сады, вся улица одевалась в белый цвет. На средства генерала Гурецкого в Шауличах начали строить школу – двухэтажную, с большими окнами. Достроили её уже при Советах. Напротив школы стояла ветряная мельница, выстроенная тоже на средства генерала.
    Поводом к расправе с мирными её жителями стало убийство главного врача Волковысского повета доктора Мазура приходившегося шурином шефу белостокского гестапо. Мазур состоял в нацистской партии и люто ненавидел поляков. Очень много людей с его помощью арестовало гестапо, а других он помог отправить в Германию на каторжные работы. Кто убил его - советские партизаны или подпольщики Армии Крайовой так и осталось до конца невыясненным. Но прибывшие на место происшествия немцы с помощью овчарки по следам вышли к деревне Шауличи, где осведомительница, местная немка, бывшая учительница местной школы, вышедшая замуж за шауличского парня по фамилии Коженевский, сообщила, что в деревню приходили трое партизан.
     Приказ об уничтожении Шауличей мог поступить только из Белостока, административного центра «Бецирк Белосток» – округа Белосток, в который входил и Волковысский повет. На тот момент шефом Белостокского гестапо был доктор Зиммерманн, который приказал провести акцию возмездия именно в этой деревне. Обо всех экзекуциях или о ликвидации целых деревень решение принимал стандгерихт или суд гестапо. Так было и в этом случае. В тот день на суде председательствовал сам шеф гестапо Зиммерманн, а его асессорами были Лотхар Геймбах и Вольфанг Эрдбрюгер. Вынесли приговор о ликвидации всей деревни. Руководство данной акцией поручили Геймбаху.
     При планировании акции по уничтожению деревни, немцы позаботились и об имуществе крестьян. Из рассказа жителя Волковыска Казимира Степановича Дуды, 1919 г. рождения:
    "Утром 7 июля к нам в деревню Войтковичи нагрянули немцы и приказали солтысу без промедления организовать двадцать лошадей с повозками. На каждую подводу по два человека сопровождающих – хозяин лошади и помощник. Помощникам приказали прихватить с собой лопаты. Куда и зачем, не объяснили – не положено, а только указали ехать по направлению к деревне Шауличи. За деревней Бискупцы обоз присоединился к ожидавшим бискупицким мужикам. Перед Шауличами обоз встретил полицейский Обухович. Шауличи уже были окружены тройным оцеплением из немцев и полицаев. Обухович провёл подводы через цепь из солдат, и обоз въехал в деревню. Деревня как вымерла – не видно было ни одной души. К этому времени всех её обитателей немцы согнали в два обширных гумна на окраине: мужчин в одно, женщин с детьми в другое. Всех обозников распределили возле покинутых людьми хат и приказали выносить из помещений продовольственные припасы, добротную одежду, постель. Всё укладывать на подводы.
Ко мне подошёл сам Обухович.
– Ты один? – спрашивает у меня.
– Один.
– Я посмотрю по подводам, может, у кого лишний человек имеется, то подошлю к тебе.
Поднявшись на ступеньки крыльца назначенного мне дома, я неожиданно увидал возле гумна лежащего в борозде картофельного поля человека. Вокруг никого не было видно, и я осторожно подошёл к нему.
– Вставай! – говорю затаившемуся мужчине. – Тебя здесь хорошо видно. Немец прочесывать деревню начнёт, застрелит!
Послушался, встал. Молчит.
– Поможешь мне вещи выносить. Если что – ты мой помощник из Войткович. Считай, тебе крупно повезло, что я оказался без помощника. Если что, вместе и выберемся из Шаулич. Что у вас случилось? Что немцы задумали?
– Да я и сам не знаю! Говорили, что вчера по дороге на Волковыск партизаны убили немецкого офицера. Что с нами сделают, не знаю.
    Принялись за работу. Насыпаем в мешки зерно, картошку, перенося всё это с гумна на подводу. Домашнюю скотину уже до нас забрали другие. Подходит Обухович. Увидал, что я не один, спрашивает:
– Ну что? Пришёл твой помощник?
– Пришёл! – отвечаю.
– Хорошо! Работайте!
– Ну, вот! Видишь! – говорю своему «крестнику», как только отошёл Обухович. – Даст Бог, и живыми останемся! Как хотя тебя зовут?
– Паремский Тадик, – по возрасту, примерно, такой как я.
– Пошли, Тадик, в дом за твоими вещами! – собрали кое-какую одежду, домотканые простыни, полотенца, подушки, одеяла. Всё, что приказали. Проверят, и если что оставили – могут наказать.
    Когда повозки были загружены, нас проводили за оцепление и остановили. Ждём. Я посоветовал Тадику:
– Возьми с воза лучшую одежду и переоденься, пока есть возможность. Тем более, что это всё твое. Он так и поступил – надел сапоги, пиджак, куртку.
     В это время немцы ожидали пока шауличские мужики выкопают ямы для могил. Догадывались ли мы, какая судьба уготована для Шаулич и их жителей? И да, и нет. Каждый из нас надеялся, что большинство семей отправят в Германию на работы, и если расстреляют кого-то, то только для устрашения. Все мы прекрасно знали приказ немецких властей, что за убитого в деревне или возле неё немецкого солдата будет расстреляно шесть человек заложников. Но того, что случилось спустя полчаса, никто и представить не мог.
     В гумнах, где заперли людей, широкие двери для въезда лошади с телегой всегда делались со стороны улицы. Сбоку, в торце, оставлялись узенькие двери для запасного выхода. Через них и начали выводить наружу людей. Груженый обоз стоял метрах в 300 от вырытых ям, и нам со стороны было хорошо видно, как происходила та жуткая акция по уничтожению людей. По обе стороны приговорённых к смерти жителей Шауличей стояли солдаты с автоматами в руках. Скорбный земной путь заканчивался возле ямы. Не вырвешься. Не убежишь. Даже если бы и вырвался, то через тройное оцепенение не проскочишь. Даже курица не смогла бы вырваться из обречённой деревни, не то, что человек.
     Как только человек подходил к яме, раздавалась короткая автоматная очередь, и тело падало на дно. Не все погибали сразу. Падали в могилу и раненые, но их не добивали – следующие тела надёжно прикрывали и мёртвых, и пока ещё живых. Через час всё было кончено. Мужикам из обоза велели взять лопаты и идти закапывать могилы. Когда подошли к краю ям, перед нами открылось страшное зрелище. Недобитые люди, лежавшие внизу, пытались выбраться наверх, к жизни, но, придавленные сверху тяжёлой массой мёртвых тел, лишь шевелили трупы. Казалось, мертвецы подымаются из могил. Вместе с тем могилы не молчали, а стонали. Как будто стонала сама земля.
     От увиденного и услышанного многие мужчины попадали в обморок. У других просто не подымалась рука взять лопату, зачерпнуть землю и бросить её в шевелящуюся массу из людской плоти. Редко у кого по щекам не катились слёзы. Среди немецких солдат были и поляки, призванные в армию из Познани – они тоже плакали. Видя всё это, немецкий офицер что-то скомандовал солдатам, и те оттеснили нас в сторону. Лежащих в обмороке мужчин оттащили свои. Эсэсовцы с черепами-эмблемами на пилотках закинули автоматы за спину и взялись за лопаты сами. Нагревшаяся от солнца земля с лёгким, почти неслышным шуршанием падала на ещё не успевшие остыть тела. Я видел, с каким трудом удавалось сдерживаться и не выдать себя Поремскому. Перед ним лежали в общей могиле вся его семья, все соседи, все друзья детства, все жители Шаулич. И он сам должен был лежать среди них. Представить такое и выдержать мог только человек с крепкими нервами. Присыпав трупы на штык лопаты, эсэсовцы передали инструмент мужикам. От колыхания тел тонкий слой земли потрескался, просыпался вниз, обнажая мертвецов. Стараясь не глядеть туда, люди начали засыпать могилы…
    Когда, наконец, землю перекидали, мужикам приказали вернуться к обозу. Трое немцев с ракетницами в руках пошли по обезлюдевшей деревне. Выстрел – и зажигательный заряд влетал в открытую дверь или окно хаты. Шауличи были зажиточной деревней, и почти все хаты в ней крылись не соломой, а жестью, и потому лишь через некоторое время пламя разгоралось и вырывалось наружу. Зато крытые соломой гумна вспыхивали моментально, как порох, выбрасывая вверх миллионы искр и как бы салютуя погибшим хозяевам".
     После кровавой расправы деревня так и не возродилась. На ее месте возведен мемориал, к 70-летию Победы он был полностью обновлен. Во время масштабной реконструкции установили более 40 деревянных срубов – символов сожженных домов, обелиск, гранитные плиты и памятные таблички с именами погибших жителей, заложили аллею Славы.